ПЕРВЫЙ ШАГ ЗА ЧЕРТУ

 

Первый шаг на заграничную территорию был край­не интересным. Хотя, строго говоря, первым шагом был Афганистан, но то была не «заграничная терри­тория» — я ехал на войну, к своим. После Афганиста­на, это был 1986 год, у меня раздался звонок: «Здравствуйте, с вами говорят из Общества друж­бы... Мы хотели бы вас пригласить на Дни Ленингра­да в Гамбург, в Федеративную Республику Герма­нии...»

Я повесил трубку, потому что до этого я не был ни в Болгарии, ни в Польше — обязательных «проверочных» странах. Какая уж тут Германия?.. Что за шутки глупые? В 1986 году меня достаточно сильно душили, я считался неблагонадежным гражданином — и вдруг сразу в ФРГ, без Польши, без Болгарии, без Монголии...

Мне перезвонили и попросили: «Не вешайте трубку, мы серьезно». Я понял, что это серьезно, при­шел в Общество дружбы... И неожиданно для самого  себя выехал.

Почему я так легко туда отправился? Думаю, влас­тям надо было показать, что у нас перестройка, что у нас жизнь меняется и даже таких исполнителей, как Розенбаум, теперь тоже выпускают за границу.

В делегации были депутаты Верховного Совета, другие представители властных структур, ученые мужи. Я оказался один такой живой. В ФРГ капиталистическая система меня сразила именно тем, чем я и ожидал. Во мне очень сильно развито чувство соб­ственного достоинства, конкретно чувство достоин­ства гражданина своей страны. Чувство это настоя­щее, а не ура-патриотическое и никакое другое.

За границей наши деятели, сейчас я уже могу об этом сказать, проявляются очень интересно. Мне рассказывали, как один такой гулял по Таиланду, во­дили его по гротам с вырезанными из скалы Будда­ми, которым уже по две тысячи лет. Ходил там этот наш деятель, ходил, смотрел, смотрел, и един­ственной фразой, которой он отреагировал на окру­жающее его великолепие, была: «О, жить умели!» Его не интересовало, как, какими трудами это было вы­бито в скале, не интересовало, что это произведе­ние искусства. Он отреагировал только этим: «Вот это жизнь!..»

Членам нашей делегации выдали на две недели примерно по сто двадцать марок —это очень маленькие деньги. Помню, как нам предложили на выбор — обедать в гостинице или получить «обеденные» суммы деньгами. Конечно, все выбрали деньгами: всего получилось по сто шестьдесят — сто семьдесят марок.

На следующий день две трети группы купили себе по «Шарпу», чтобы оправдать поездку. Купить себе «Шарп» и потом его в Ленинграде выгодно продать — покрыть затраты да еще и заработать чуток: «Не впус­тую съездил...»

Я, вместо того чтобы покупать себе «Шарп», тра­тил все деньги на пиво и на буклеты о городах. Ку­пил, конечно, какие-то маленькие подарки близким, но не «Шарпы»...

Было очень смешно наблюдать, как депутат Вер­ховного Совета вместе с членом ЦК справляли нужду в общественном туалете. Там есть такие будочки на  улице — заходишь, закрываешь дверь, делаешь свое дело, а потом, чтобы выйти, нужно бросить одну марку. Так вот один из наших палец в двери держал, Чтобы не захлопнулась, а второй там писал. Потом они поменялись местами. Сэкономили по марке. Вот это, пожалуй, и стало самым ярким впечатлением о моей первой поездке за рубеж.

Я был готов к тому, что я увидел в Гамбурге. Я не жулил у витрин (никогда этого не делал и не делаю), хотя мне все в этих витринах безумно нравилось. Меня всегда интересуют более глубинные вещи. Меня больше интересовали лица людей, которые ходят по улицам «западного мира», нежели то, в чем они ходят. Хотя и это тоже очень интересно, но это, как говорится, прикладная точка зрения, а меня занимала духовная.

Ну а потом было очень много поездок по разным странам...

В Чили я поехал по двум причинам. Во-первых, к томy времени исколесил весь мир, а в Южной Амери­ке ни разу не был. Во-вторых, представилась воз­можность увидеть и пообщаться с моим любимым «сказочным героем» доном Аугусто Пиночетом.

По ходу дела я познакомился и подружился с по­слом России в Чили Василием Громовым, чья жена, кстати, ленинградка. У него большие связи в Южной Америке, и это он предложил мне совершить гаст­рольный тур по Чили, Аргентине, Уругваю. Посол во­обще стремился установить мост «Сантьяго — Санкт-Петербург», мечтал, чтобы наши города стали по­братимами, и предложил все это начать с моих гастролей.

Чили — превосходная страна, страна крепкого среднего класса. При первом знакомстве с Сантьяго бросается в глаза, что там много карабинеров. Но вскоре понимаешь, что они вышколены, «вычищены», ни к кому не пристают. И невольно возникает ощущение, что за ними ты как за каменной стеной. Меня это устраивает: если наши «омоновцы» каждую машину будут «трясти» ночью, но делать это вежли­во, честно, без хамства, без намеков на вымога­тельство, то я за такое отношение.

В глаза бросилось и безумное количество целую­щихся. Больше, чем в Париже! Сантьяго — чистый город, аккуратный. Таковы и окраины, таковы и фер­мерские хозяйства. Все это сделал дон Аугусто Пино­чет. Когда мы въехали в Сантьяго, то проезжали рай­он типа наших «хрущевок», построенных при Альенде. А дальше пошли такие же дома по этажности, по размерам, но из кирпича, построенные при Пиноче­те. Если бы Альенде поправил страной подольше, это была бы сегодняшняя Куба. А так люди ходят доволь­ные, красивые, счастливые...

Нам рассказали, сколько людей погибло при со­бытиях осени 1973 года. Жертвы были, но стреляли в тех, кто был обнаружен с оружием в руках и сопро­тивлялся Пиночету. Конечно, под горячую руку попа­ли невиновные — как в любой стране. У нас у Белого дома под горячую руку тоже попали люди...

Народ Чили в большинстве своем относится к гене­ралу уважительно. Он первый открыто пошел против коммунизма. И даже внешне генерал Пиночет чрезвы­чайно приятен, четко мыслит, контролирует ситуацию. Вообще, он напоминал мне этакого старого голенас­того бойцового петуха. На наше приглашение приехать в Россию дипломатично ответил пространными рас­суждениями о церкви, подарил фотографии.

Мы хотели пригласить дона Аугусто в Ленинград, это не получилось. Я имел возможность, как твор­ческий человек, окунуться в историю переворота. Нормально, объективно оценить все, что сделал генерал Аугусто Пиночет для Чили. А сделал он невозможное. Он вернул свою страну в правильную жизнь. За что ему Чили очень благодарна.

Я рад, что не ошибся в Пиночете. Сколько писали: сатрап, диктатор и прочее... А мне он давно казался сказочным героем, еще до развала коммунизма.

Певец Виктор Хара? Это обычный уличный музы­кант, попавший под «молотки», вполне вероятно, случайно погибший. Такое опять же может случиться в любой стране. У нашего Белого дома тоже крутилось множество музыкантов и с ними все могло случиться. И если вдруг с кем-нибудь из наших ребят произош­ла бы трагедия — это был бы символ! Ведь тогда лю­бого могли бы подстрелить, а дальше — дали бы пo­смертно орден, воспели, вознесли, разнесли бы весть по всему миру...

Для меня знакомство с любой страной — это еще  и познание ее музыкальной культуры. В Чили я убе­дился в том, что мы вообще не знаем латиноамери­канской музыки. То, что считаем латино, — это про­дукт американизированной культуры. Боже мой, ка­кая там музыка — умопомрачительная! Оказывается, замба и самба — это совершенно разные вещи! Сам­ба—в Бразилии, замба — в Аргентине. Сумасшед­шая музыка! В латиноамериканских странах много индейцев, а их музыка — это вообще какой-то рок-н-ролл. Это вам не Боб Марли со своими раскачиваю­щимися в такт жопастыми девчонками, это не Эсте-бан с абсолютно американизированными песнями.

Я поехал в Чили без гитары, знал, что там куплю 'инструмент. И купил бразильскую гитару. Теперь об­щаюсь с ней, слушаю записи, вспоминаю нашу поезд­ку и, кто знает, может быть, напишу что-нибудь в стиле подлинного латино.

Самое приятное во всех моих заграничных воя­жах — это чувство полной защищенности человека от произвола государства. Я долго думал об этом, и только сейчас, в последние два-три года, мне это открылось по-настоящему — почему же я хотел бы там жить? Почему же, как говорил так же сетующий классик, «угораздило меня родиться в России, да еще с умом и талантом»?.. Почему?

Да не потому, что там денег много и витрины ло­мятся от продуктов и модных шмоток. А потому что там чувствуешь себя абсолютно спокойным, уверен­ным в завтрашнем дне человеком. Правда, если ты хочешь работать, если у тебя есть руки ноги, голова. Если у тебя есть работа, то ты точно знаешь, что тебе все будет удаваться так, как должно быть. Зна­ешь, что если тебя не увольняют с работы, если ты хочешь трудиться, то ты всегда будешь сыт, одет, обут, что ты защищен от многого такого, о чем мы и думать не можем.

Там в этом и многом другом есть глубинный смысл: если, к примеру, муж-пьяница мешает ноpмально жить жене, то суд делает так, что этот самый муж-пьяница не может к ней подойти ближе чем на двести метров. Мелочь, а приятно.

Когда наш советский мир кричит: «Ах, какая смеш­ная и позорная страна Америка: рассматривают спер­му на платье у Моники Левински! Делать им больше нечего!», то с одной стороны, это действительно не­понятно и неприятно. Но с другой, если знать это об­щество, чувствовать его, то понимаешь, что они в очередной раз доказывают, что могут притянуть за проступки даже президента. И себе и миру сказать, что президент такой же человек, как и все. Мы, мо­жет, и его простим за это, но мы знаем и доказыва­ем, что у нас любой человек отвечает по нашим зако­нам одинаково, а не просто копаемся в грязном бе­лье. Просто в очередной раз Америка показала самой себе и всему миру, что у них жизнь государственного человека подотчетна, и она, эта жизнь, на виду. У нас же люди у власти воруют, убивают и никто за это никогда не несет никакой ответственности.

Поэтому для меня Запад — это не хлебное место, для меня это прежде всего — место морального от­дыха. Я никогда не ездил и не езжу на Запад для того, чтобы покупать себе какие-то особые штаны или что-то еще. Конечно, я куплю в Париже хорошие штаны, но если в Ростове-на-Дону будут хорошие брюки, то я их куплю и там. Для меня не это имеет значение, поскольку я езжу на Запад не одеваться, а потому что я получаю там заряд радости за тех лю­дей, которые там чувствуют себя нормально.

Когда недавно я был на гастролях по Прибалтике, то постоянно писал в гостевых книгах: «Да здравству­ет ваша гостиница и независимость Эстонии!» И я искренне рад за эстонцев, литовцев и латышей, которые сбросили ярмо русского имперского мышле­ния, которое тянуло их назад. Сейчас, как только мы  отпустили свою руку на их шее, они ушли от нас уже на тридцать лет вперед, туда, где они и были, где должны были быть.

Про нас еще двести лет назад было сказано: «Воруют». Пьют, поджигают барина, воруют и завидуют. И сейчас ничего не изменилось. Завидуют богатой Америке и при этом говорят: «Американцы — такие тупые!» Я много раз это слышал.

Конечно, тупые. Они совершенно не понимают, как это можно — разбавить бензин водой, не пони­мают, как можно разбавить молоко. Они не могут из копейки сделать десять. Ну скажите, кто в Америке даст сто процентов годовых?

Но эта тупая нация запускает человека на Луну. Билл Гейтс — тоже тупица. Весь мир объял своими компьютерами — кто он? Тупица, конечно. Все американские художники, поэты, писатели — полные кретины. Американский рабочий, который делает ка­кие-то невозможные технические вещи, — кто он? Ту­пица. С этой точки зрения американский патрио­тизм — патриотизм тупых людей. Лучшие спортсмены в мире — абсолютно тупые люди. Лифты, которые взлетают на двухсотэтажные небоскребы, сделаны абсолютно тупыми людьми... Но зато наш жлоб, ходящий по Америке, говорит с полным осознанием своего собственного жлобского превосходства: «Боже мой, они такие тупые!..» Я слышал это много раз и буду слышать до конца дней своих, потому что для нашего человека нет ни­кого умнее и талантливее его самого. В этом и есть самая главная мировая тупость, которая только су­ществует на свете.

Америка — очень сложная страна, очень сложная и для многих непонятная. Однажды я видел телепере­дачу — ток-шоу с американскими девушками. Когда их спросили о столице штата Нью-Джерси, они ска­зали: «Нью-Йорк». (На самом деле столица штата — город Трентон.) Когда им задавали вопросы вроде: «Как называется вторая планета солнечной систе­мы?» — они посчитали, что на такие идиотские воп­росы ответить просто невозможно. Когда же они отве­тили на вопрос о том, кто сочинил книгу о Гекльберри Финне, счастье было такое, будто они воспроиз­вели цитату с пятой страницы четвертого тома Кон­фуция. Да, это у них есть, но до определенной поры. Так что никогда не нужно лезть в их калашный ряд со свиным рылом, как, впрочем, и мы в свой не просим никого лезть. Например, те же самые американцы сегодня делают фильмы и, снимая наших воинов, до сих пор не могут на них правильную форму надеть, хотя можно приехать к нам и купить хоть сто комплектов самой разной формы. Это давно уже ни для кого не секрет и не военная тайна. По крайней мере, им по силам прислать своих режиссеров или художников, чтобы они одели в фильме своего Шварценегге­ра в нашу нормальную шинель.

Конечно, говорить, что они тупые, можно, но нельзя становиться на эту точку зрения сознательно. Лучше говорить: «Они такие». Европейцы тоже не очень любят американцев, считают себя более про­свещенными, но почему-то им до Америки как до Луны. Американцы такие. И не надо их осуждать, су­дить. Как и мы не просим, чтобы они нас судили. И говорить «мы умные, а они дураки» — это самая идиотская точка зрения. Мы такие, а они — такие. Наш слон — не самый большой в мире. Он наш, от­личный от других слон в ряду таких же слонов. И что это за совковая, жлобская, шовинистическая манера кричать о своем «самом талантливом»... «Мы блоху подкуем...» Да у них Левшей в сто раз больше, чем у нас. А у нас один такой оказался, и его, беднягу, затаскали так, что уже тошно. А при этом наше автомобилестроение — самое смешное в мире.

Меняет русла рек, срывает горы

И в Арктике выращивает сад

Страна вечнозеленых помидоров

И родина асфальтовых заплат.

Вся эта наша левшовость показушная. Да, мы делаем ракеты и покорили Енисей, но у нас при этом  народ до сих пор живет в девятнадцатом веке.

Я очень люблю русскую деревню: там много красивых, настоящих людей, хотя и много убогих, никчемных пьяниц. А какая у нас природа колоссальная! Я уж не говорю о том, что страна наша богатейшая. Но такой она создана Господом Богом. Все наши достижения показушны, сделаны благодаря гонке вооружений в «холодной войне» или на страхе, на том же самом кнуте. Сталин все время чесал этим кнутом, и на этом только все и держалось. А убрали кнут — и все! Кто теперь будет работать без кнута? Сам для себя?

Мы рождены для милостыни, считаем, что нам обязаны. Сейчас вся страна работает как чистый рэ­кетир. Пугаем: «У нас ядерная дубина, так вы нам пшеницы не дадите?» «Вы нам кредиты не дадите? Иначе мы вам гражданскую войну устроим, мы вам вот еще что-нибудь заделаем». Мы сегодня — страна-рэкетир, дешевый, наглый, накачанный, базарный бык.

Что мы сегодня собой представляем? Мышцы, загривок, пальцы веером и вечное «дайте». «У вас все есть? Давайте-ка, поделитесь!» Чемпионат мира провести, Олимпиаду для детей в Москве, полтора миллиона французам выложить, когда вся Россия в говне... Это и есть психология того самого рэкетира, который себе покупает галстуки по триста баксов за штуку.

Трудиться... Но на сегодняшний день как можно трудиться творчески я вообще не представляю... Про­сто призываю каждого человека обеспечить себя, своих родных и близких, не причиняя при этом нико­му зла. Государство на тебя сегодня наплевало, тебе нужно сегодня выжить самому и помочь выжить своим близким. Не причиняя при этом никому вреда. Жить надо надеждой и трудом. Трудиться на своем месте и иметь надежду, что сегодня — тяжело, но завтра бу­дет гораздо лучше. Потому что не может такая хоро­шая большая страна с таким хорошим великим наро­дом превратиться в дерьмо, погибнуть.

 

Далее

 

Оглавление

 

 

 

Главная   Интервью   Книги   FAQ   В ГосДуме   Анекдоты и байки   Афиши

 

Ссылки   Гостевая   Обратная связь   Написать письмо   Об авторе сайта